На вопрос фюрера о возможности такой операции, Быстроногий Гейнц ответил утвердительно. Как же иначе, не отказываться же от такой чести. Напоследок Гитлер предупредил Гудериана:
– Перед началом наступления вы должны успеть овладеть южным берегом Сейма. Ваши войска в состоянии выполнить эту задачу?
– Так точно, мой фюрер, – отрапортовал в ответ бравый генерал, ничуть не сомневаясь в том, что действительно сможет все сделать в лучшем виде.
Тщательно припомнив недавние события, Гудериан начал записывать:
«Итак, как я и предупреждал, отказ от наступления на Москву в августе привел к тому, что на решающем направлении противник успел укрепиться и тем самым избежал разгрома своих главных сил.
Чтобы спасти Германию от надвигающейся катастрофы, я предложил начальнику генерального штаба генерал-полковнику Гальдеру еще раз вместе с ним отравиться в ставку к фюреру. В прошлый раз Гитлер к моим словам не прислушался, но теперь происходящие события заставят его это сделать.
На совещании я сразу высказал свою точку зрения о том, что нужно восстановить положение и закрепиться до наступления весны. Для этого, по моему мнению, следует собрать остатки всех танковых соединений и нанести еще один удар по противнику. Курский плацдарм подходит для этого как нельзя лучше. Отсюда я смогу захватить с севера Харьков, а с началом весенней кампании можно будет продолжить наступление и на Москву, и на юго-запад, в сторону Кавказа.
Все присутствующие были против моего плана, но Гитлера мне убедить удалось.
В целом я остался доволен результатами своей поездки, хотя имел все основания полагать, что Гитлера еще могут переубедить. Полагаю, это несложно, ведь он не всегда адекватно оценивает ситуацию. Например, фюрер высказал пожелание, чтобы я в ближайшее время захватил своими подвижными батальонами мосты через Сейм западнее Курска. Но подвижных батальонов уже давно не было, ведь именно об этом я и рассказывал в своем докладе. Но Гитлер живет в мире иллюзий».
После праздника весь госпиталь гудел, как сумасшедший улей. Все раненые, у кого была хотя бы небольшая надежда на скорое выздоровление, требовали немедленного прохождения медкомиссии, чтобы их признали пригодными к службе. Каждый считал, что предстоящее наступление начнется без него, и спешил поскорее выписаться. И без того взбудораженные обитатели госпиталя пришли в состояние крайнего волнения после трансляции парада. Медикам даже пришлось усилить посты охраны, отлавливающие нетерпеливых раненых, сбегающих в свои части.
Жаль, что телетрансляции еще не велись, мне очень хотелось бы увидеть парад вживую. А так пришлось ограничиться радиорепортажем и огромными, во весь разворот, фотографиями в газетах. Вот только изображения парадных колонн, дошедшие до нас на страницах «Правды», отстали от репортажа на сутки. А так посмотреть там было на что. Помимо наших войск, по улицам столицы провели тысячи пленных, наверняка собранных со всех фронтов. Жаль, что сильные морозы пока не начались, и немцы еще не выглядели такими жалкими, как после Сталинграда. Впрочем, некоторые из них, видимо взятые в плен недавно, были укутаны в женские платки и всякое тряпье. Надо думать, конвоиры специально отобрали таких убогих фрицев и поставили их с краю, поближе к зрителям.
Сразу за пленными ехали новенькие танки, что должно было подчеркнуть контраст между поверженным вермахтом и доблестной Красной Армией. После прохода наших «тридцатьчетверок» проехала внушительная колонна трофейной техники. Комментатор пояснил, что множество подбитых немецких танков было восстановлено, и здесь на параде присутствует только небольшая их часть. Это, конечно, преувеличение, но не сильное, трофеев этой осенью хватало. В газетной фотографии я даже смог разглядеть на башне одного из танков «птичку» – опознавательный знак, популярный в бывшей пятой танковой дивизии вермахта. Вполне возможно, что это был трофей нашего полка.
Что очень странно, среди немецких машин не было ни одной переделки в САУ. Впрочем, среди нашей бронетехники самоходки тоже отсутствовали, хотя за два месяца их могли выпустить достаточно, чтобы вооружить несколько дивизионов. Скорее всего, эти новинки пока засекречены, чтобы стать неприятным сюрпризом для немцев.
Мне, благодаря особому положению, не пришлось толкаться в очереди к начальнику госпиталя. Он сам осмотрел меня и вынес вердикт о том, что раны затягиваются очень быстро.
– Скоро вас можно будет выписать, однако еще нужно получить согласие соответствующих органов.
Теперь я принялся теребить Ландышеву, чтобы она по несколько раз в день отправляла запросы. Требуемые послания, написанные каждый раз во все более возмущенном тоне, уходили, но ответа пока не было. Не знаю, что бы я еще придумал, но тут в очередной раз прибыл Куликов. Первыми словами, которыми я его встретил, был вопрос, когда же я вернусь в свою дивизию.
– Вопрос непростой, – смущенно улыбнулся майор. – Вы уже почти выздоровели и можете вернуться в свое подразделение. Вот только с вашей дивизией вам скоро придется временно расстаться. Нет, нет, пока не перебивайте. Сейчас все поясню. – Куликов шутливо поднял руки, видя, что я собираюсь ринуться в атаку со своими расспросами, и продолжил: – Надо полагать, что абвер тщательно отслеживает все перемещения 179-й стрелковой. Мы этим воспользуемся и перебросим ее на второстепенный участок фронта, чтобы немцы, узнав об этом, начали стягивать туда резервы для отражения нашего наступления. Кстати, именно поэтому вашей дивизии до сих пор и не присвоили звание гвардейской, чтобы фрицы не запутались. Жаль, конечно, ведь вы все заслужили и гвардейский значок на гимнастерке, и двойной оклад. Но поверьте, тут я ничего не могу сделать. Ну, а ваш батальон на всякий случай перебрасывается вместе с вами на другой фронт. Естественно, тоже на спокойный участок. Если немцы начнут перемещать свои резервы поближе к вам, то это опять-таки принесет пользу. К тому же в этом случае мы узнаем, что германская разведка хорошо работает и имеет источники в наших штабах.