А теперь на Запад - Страница 39

Так как наша рота имела первый номер, то с нас раздача и началась, чему я был несказанно рад. Мы и так еле успели получить все до вечера. К тому же полушубков на всех не хватило, и большая часть третьей роты, которою экипировали в последнюю очередь, осталась щеголять в ватниках. Особое внимание комбат уделил рукавицам, следя, чтобы они были вязаные и теплые. Самое неприятное для солдат зимой, это отморозить пальцы, так как тогда они не смогут стрелять. Но рукавицы нам понадобятся только во время боя или для проведения каких-нибудь работ, где требуется задействовать все пальцы. Все остальное время мы будем носить меховые овчинные варежки, мохнатые и очень теплые.

Еще следовало позаботиться о теплом белье, но тут случился небольшой казус. Когда началась раздача кальсон, я попросил выбрать для нашей роты сиреневые. Кладовщик предлагал взять голубые, которые, на его взгляд, красивее, но воспитанный на ассоциациях XXI века, я твердо настоял на своем.

А больше всего бойцы обрадовались сапогам. Довоенные запасы кожаных сапог уже заканчивались, и новое пополнение, прибывавшее на фронт, было в основном обуто в ботинки с обмотками. Эти «обмоточники» постоянно задерживали остальных – они всегда заканчивали обуваться последними, а во время марша обмотки постоянно норовили размотаться. Так что хотя мы уже чаще ходим в валенках, известие о переобувании все встретили с ликованием. Конечно, отечественной обуви на складе почти не было, но зато в нашей дивизии имелись приличные запасы трофейных сапог, которые и выдали всем нуждающимся.

Когда дошло до раздачи котелков, кладовщики были поражены. Нам предлагали новенькие, только что присланные с завода, однако комбат наотрез отказался их брать, тем самым вгоняя хозяйственников в ступор. Тыловики смотрели на него как на сумасшедшего, ибо кто же в своем уме будет отказываться от новенького имущества. Однако у нас все бойцы уже давно перешли на трофейную посуду, не мучаясь при этом неуместным ура-патриотизмом. Конструкция у немецких котелков тщательно продуманная, а их полувогнутая форма была очень удобной. Еще одно преимущество заключалось в крышке, выполненной в форме тарелки. Например, в нижнюю часть наливалось первое, а в верхнюю накладывалось второе. В отличие от немецкого, изделие нашей промышленности было сделано просто до невозможности. Округлая форма котелка не позволяла удобно его приладить, а крышка просто-напросто отсутствовала. Помимо неудобства во время приема пищи, когда в котелок попадала пыль, грязь и опавшие листья, это было чревато и демаскировкой – с незакрытой крышкой котелок гудел, как маленький колокол, от каждого случайного удара. Конечно, такое «чудо» было нам даром не нужно. Вот если бы предложили довоенные котелки, которые ничуть не уступали немецким, тогда другое дело. Но, к сожалению, все старые запасы давно закончились.

* * *

После получения вещевого имущества старую форму бойцы сдали на склад. Ее потом тщательно отстирают, заштопают и отправят в какие-нибудь тыловые части, где она будет принята как подарок небес. Вернули также и все ящики, в которых нам передали имущество и гранаты. Не оттого, что хозяйственники такие жадные, просто у них есть строгий приказ возвращать всю дефицитную спецукупорку в целости и сохранности.

Тем временем в канцелярии нашего, теперь уже отдельного, батальона кипела невиданная прежде работа. Для передачи документов личного состава были задействованы все имеющиеся в наличии писари, включая Наташу, которую я формально зачислил на такую должность. Ну в самом деле, не назначать же мне ее вторым ординарцем. Правда, заведовать делопроизводством Ландышева не привыкла, и за день наслушалась от моего настоящего писаря Макарова столько нелестных эпитетов, что мне даже пришлось ее утешать, чтобы у нее не развился комплекс неполноценности.

Когда ближе к полуночи эпопея передачи имущества в основном закончилась, и я смог вернуться в расположение своей роты, меня там уже ждали. В моем штабе сидел молодцеватого вида командир со знаками различия госбезопасности и с капитанской шпалой в петлицах. Соловьев предупреждал по телефону, что прислал мне пополнение, но загруженный важными делами, я об этом совсем забыл.

Так как связист был занят и не вскочил при моем появлении, а свои новенькие полушубки мы надеть еще не успели, то новичок не сразу сообразил, кто это ввалился в избу. Одеты и вооружены мы были примерно одинаково, а воротники гимнастерок с нашитыми на них петлицами были вопреки уставу спрятаны под ватниками, так что наши звания для посторонних оставались загадкой. Пока я топтался у порога, с трудом вспоминая, кто это ко мне явился, ротный писарь успел шмыгнуть к столу и высыпать на него из планшетки кучу бумаг.

Дезориентированный нашим поведением лейтенант госбезопасности вскочил со скамьи, одернул гимнастерку и четким строевым шагом подошел к Макарову. Привыкнув видеть здесь куда более высоких чинов и не испытывая страха перед органами, особенно после глумления над Кругликовым, писарь небрежно махнул ему рукой в мою сторону.

– Вон наш ротный. Он не пьяный, просто день у нас выдался тяжелый.

Еще бы не тяжелый. Только мои современники, избалованные компьютерами, могут понять, как трудно разбираться в бумагах, написанных от руки, и заниматься подсчетами без калькулятора.

Изучив его удостоверение и убедившись, что он тот самый лейтенант госбезопасности Леонов, которого мне прислали, я протянул свою руку и представился:

– Александр.

– Алексей, – улыбнулся в ответ лейтенант, внимательно рассматривая меня. Видимо, он ожидал увидеть сурового разведчика с каменным лицом и квадратным подбородком, проведшего всю жизнь среди стрельбы и опасностей.