А теперь на Запад - Страница 77

– Кажется, я знаю одного сотрудника абвера, – радостно проинформировал я своих коллег, – майора фон Шлоссера. А его отец, барон Шлоссер, генерал вермахта. Информация немного сомнительная, но думаю, доверять ей можно.

– Интересная фамилия, – с нажимом произнес Леонов, насмешливо блеснув глазами.

– Ты его знаешь?

– Нет, никогда о нем не слышал и вряд ли услышу.

Авдеев, до сих пор старательно что-то вспоминавший, вдруг тоже сообразил, в чем дело, и ехидно спросил:

– А скажи-ка, Лекся, ты случайно про этого майора не из английских детективчиков узнал?

– Верно, из них самых.

– Мы так и поняли. Ну почему ты в школе и институте немецкий не учил?

– Так ведь я же учился в другое время и в другом месте. У нас считалось, что воевать с Германией больше не придется.

К счастью, Леонов не догадался, что я имел в виду, и понял мои слова совершенно правильно:

– Вы, американцы, зря так считаете, – поучительным тоном ответил он. – Воевать вам, то есть, извини, им все равно придется. И наверняка уже в ближайшие год-два. Сначала с оборзевшей Японией, а потом заодно и с Гитлером.

– Хватит мне лекции читать, объясните же наконец, что не так с этим майором?

– Шлоссер, – назидательно произнес Алексей, – по-немецки значит «слесарь». Так что никакого барона фон Слесаря в природе не существует. Это просто такой тонкий английский юмор.

– Ну давайте тогда попробуем хотя бы Мюллера, – не сдавался я. – Бросьте мимоходом фразу о том, что «как бы Мюллер-собака нас не обманул. Дескать, доверять ему полностью нельзя».

* * *

Удостоверившись, что мы действительно берем его с собой, Лютце, едва дождавшись, когда я займу свое место, начал тараторить секретные сведения с такой скоростью, что Леонов не успевал переводить. Уловив знакомое по многочисленным книгам слово «Бранденбург», очевидно, упомянутое не в смысле «населенный пункт», а «секретное подразделение», я только презрительно хмыкнул:

– Про Бранденбург мы и так все знаем, это… – Черт, а в самом деле, что он сейчас собой представляет? Сначала это был отдельный батальон, потом полк, а затем полк развернули в дивизию. А вот на какой стадии он находился в конце сорок первого, не знаю. Однако кое-как я смог выкрутиться, и даже рассказал о «соловьях», продемонстрировав свою осведомленность.

– Ну хорошо, – продолжал сыпать информацией Лютце, на этот раз чуть медленнее, чтобы переводчик мог за ним угнаться, – вот новость, о которой вы точно не знаете. Сейчас начали формирование гренадерской дивизии СС из уголовников, сидящих в лагерях. В ней только офицеры кадровые.

– Уже? – удивился я. В нашей истории на такой отчаянный шаг немцы решились лишь в конце войны. И с чего бы это делать в сорок первом? Вроде бы серьезных поражений у вермахта еще не случалось. Скорее всего, та часть германского командования, которая в курсе неизбежного разгрома, уже поняла, что он произойдет раньше сорок пятого года, и занервничала.

– Уголовники никогда сражаться за Родину не станут, – презрительно скривился Авдеев. – Они же заклятые враги своих сограждан и никогда не захотят умирать за них.

– А еще я знаю все спецшколы для подготовки подростков-диверсантов. В Бобруйске, Орше, Телешево, – тараторил Лютце. Он продолжал без остановки сыпать секретными сведениями, и все вздохнули с облегчением, когда впереди показался немецкий пост, и, пользуясь этим поводом, оберу заткнули рот.

* * *

Чтобы предотвратить нежелательные вопросы немцев, которые могут захотеть осмотреть наш транспорт, мы при первой же возможности переодели наших фельджандармов. Лютце облачили в советскую шинель, которую мы прихватили с собой для утепления «ганомага», а специально для Тедера реквизировали в первом же селе дырявую фуфайку и такую же рваную шапку-ушанку.

Для этого Авдеев разыграл целую комедию. Попросив остановить машину у дома, где во дворе стояло несколько человек, он приставил ладони к ушам, изображая Чебурашку, и закричал:

– Щапка, ущи, старый, грязный, дай.

Удивленные неслыханно скромным требованием оккупанта, сельчане притащили из подвала сразу две замызганные шапки, которые когда-то были покрыты заячьим мехом, а теперь только пылью и паутиной. Отнятое у колхозников имущество Павел презентовал своим немецким коллегам-контрразведчикам и, для полноты картины, еще обмотал им подбородки их же шарфами. Уж очень не вязались раскормленные физиономии лжежандармов с образом голодного и небритого партизана. Теперь из немецкой формы на виду оставались только брюки и сапоги, но это было не существенно. В конце концов, почему бы партизанам не надевать иногда трофейные шмотки.

* * *

Десять километров до Белебелки мы проехали без приключений. Начиная от поселка Сидорово, лес отступил далеко от реки, и путь стал сравнительно безопасным. На открытой местности и партизанам устроить засаду труднее, и немецкие посты видно издалека. Но местами дорога все-таки проходила через густые дебри, где я снижал скорость, и мы внимательно смотрели по сторонам. Хотя численность партизан в этих краях поубавилась в последнее время, и большие отряды здесь попадаться не должны, но оставалась опасность со стороны «охотников». Для свободной охоты на немцев выделяли самых лучших стрелков, хорошо знающих местность, которые парами или тройками устраивали засады у основных дорог и отстреливали водителей машин. Попадись нам такие снайперы, они влепили бы «ганомагу» пулю в смотровую щель, что могло негативно сказаться на выполнении нашей миссии. Поэтому на опасных участках мы опускали бронестекла и мчались с максимальной скоростью.