А теперь на Запад - Страница 85

В ожидании самолета партизаны достали свой нехитрый ужин и перекусили. Нам с Авдеевым тоже предложили по бутерброду, сделанному из сухаря, намазанного жиром, однако мы вежливо, но непреклонно отказались. Нас с ним скоро накормят от пуза, а партизаны всегда сидят на голодном пайке, зачем же их объедать. А то, что полет в современных самолетиках не каждый желудок может выдержать, я понял только после полета, похвалив себя мысленно, что отказался от угощения.

После того, как ночная темнота окончательно сгустилась, послышался шум мотора. Вскоре долгожданный самолет, приземлившись, остановился как раз напротив нашей компании. Видимо, пилот уже летал сюда и знал, где находится местный аэропорт.

* * *

Вместо «здравствуйте» начальник аэродрома встретил летчика сердитым ворчанием.

– Почему вчера не прилетел, ночью погода была что надо, хоть звезды считай. У нас из-за этого раненый умер. Почти сутки тянул. Если бы его вчера эвакуировали, наверняка бы выкарабкался. Мы ждали, надеялись, а вы не спешили.

– Слишком поспешили, – досадливо поморщился летчик от упреков партизана. Винить его и в самом деле не за что. Приказ на вылет дает командир, а выслушивать приходится ему. Он встал в сторонке, чтобы не мешать разгрузке самолета, и закурил, чтобы успокоить нервы. Глубоко затянувшись, кстати, меня в этом времени всегда удивляло, почему курят все, даже разведчики и летчики, и, выпустив дым сквозь зубы, пилот начал рассказывать:

– Весь день вчера смотрели на небо, ждали, что прояснится. Уже сумерки начались, а погоды нема. Ну, время поджимает, и комэск насел на синоптика. Выписывай, говорит, разрешение на разведку. Метеоролог у нас лейтенантик зеленый, но все-таки пытался настоять на своем. Туман же, говорит, чертов. Как взлетать, дайте еще хоть десять минут. Но с комэском особо не поспоришь. Ему же потом еще заново инструктаж проводить, вот он и торопит. Летчик тоже пытался возражать, но куда там, командир его и слушать не хочет. Нечего ждать, говорит, давай скорей на рулежку, туман скоро растает. Ладно, кружок-другой дадим. Ну, разведчик погоды взлетел кое-как, все-таки свою полосу знает, хоть с закрытыми глазами по ней проедет. А видимость не больше ста метров. Покружил, покружил, а лучше не становится. Пытался сесть, чуть стартовый домик не задел. У нас он низенький такой, из бомботары собрали, так его самолетом едва не снес. Успел снова подняться и улетел на запасной аэродром.

Заметив, что все его внимательно слушают, летчик продолжил рассказ:

– Комэска сразу к особисту, а тот ему сразу две статьи предъявляет: предпосылка к летному происшествию по погоде и срыв боевого задания. Потом-то уже распогодилось, но никто отдать приказ не может. Командир с ветродуем в особом отделе, а зам комэска ответственность на себя брать не хочет. Пошли он нас в ночь без разведки, так его самого привлекут. Правда, проинструктировал нас на всякий случай, чтобы перешли на другой режим, согласно плановой таблице полетов. Но комэска отпустили только утром, так что никто в ту ночь так и не вылетел.

Пока мы слушали, раненых уже погрузили, и, быстро попрощавшись с товарищами, я с Авдеевым направился к самолету. Автоматы мы оставили в отряде, согласившись, что здесь они нужнее, и безоружные, чувствовали себя немного неуютно.

Перед взлетом пилот поинтересовался метеоусловиями.

– Ветер девяносто, – кивнул Антоненко на самодельную полотняную колбасу, указывающую направление ветра. – Метров десять в секунду.

– Устойчивый? – озабоченно спросил летчик.

– Весь день так дует.

– Ну хорошо, легче взлетать будет.

* * *

Зная, что современные самолеты комфортом не отличаются, я приготовился к худшему, но оказалось, что все не так уж и страшно. Укутанный в теплую одежду, как полярник, я не чувствовал сквозняков, а ватные штаны гасили все толчки, которыми сопровождался полет допотопного аэроплана. До линии фронта было не так уж и далеко, поэтому лететь нам предстояло недолго, однако когда самолет начал снижаться, Авдеев подозрительно посмотрел на часы.

– Рановато садится, – прокричал он мне в ухо. – Похоже, на вынужденную пошли. Слышишь, как двигатель с перебоями работает.

Я старательно прислушался, но ничего не заметил, гудение как гудение. И вдруг в уши, уже привыкшие к шуму, буквально ударила тишина. Она только изредка прерывалась чиханием мотора, которое было отдаленно похоже на звук неисправной машины, работающей с перебоями, только намного громче и зловещей. Заглохший автомобиль, конечно, может доставить массу неудобств, но они кажутся пустяками по сравнению с падением с огромной высоты, которым чревата неисправность самолетного двигателя.

Но вот гудение возобновилось, и мы вместе с ранеными, не сговариваясь, закричали «Ура». Однако снижение самолета продолжалось, и даже моему непривычному уху было понятно, что движок барахлит.

– Готовься к посадке, – взволнованно проорал ординарец и показал, чтобы я крепче держался за что-нибудь. Как бы я ни волновался за свою драгоценную тушку, но мне стало жаль Авдеева. Ему-то приходилось переживать еще и за меня. Мало того что Пашке поручили охранять столь непредсказуемый объект, так еще и от авиакатастрофы его нужно спасать.

Раненые были привязаны, а вот мы в случае жесткой посадки могли себе чего-нибудь сломать. Ухватившись рукой за какую-то стойку, я наклонился и, уткнувшись лицом в колени, еще прикрылся сверху свободной рукой. Голова – самая ценная часть человека, и ее нужно хорошо беречь.

Сели мы в общем-то без проблем. Я отделался только расквашенным носом, а Павел, не захотевший последовать моему примеру, – слегка ушибленным затылком. Выпрыгнув наружу, мы сразу огляделись по сторонам.