– А номер-то на мотоцикле у них не местный, – задумчиво протянул Леонов. – Он принадлежит группе армий «Центр». Что они могут здесь делать?
– Да и расположились жандармы как-то странно, – заметил я, вспоминая карту. – Позади нас село и мост, а впереди перекресток с большаком, вот там бы им самое место, а не здесь, в глухомани.
Когда «ганомаг» приблизился к посту, фельджандарм со знаками различия унтера повелительно махнул рукой. Подчиняясь жесту немецкого гаишника, я остановился в нескольких метрах от него, даже по привычке съехав на обочину. Леонов быстро подвигал рукой, похоже, перекрестившись, нахлобучил шлем и полез к выходу, на ходу застегивая ремешок каски.
Конечно, не годится офицеру выходить из машины для разговора с нижними чинами, но у нас не тот случай, чтобы демонстрировать свою заносчивость. Толстенький фельджандарм с идеально круглым лицом тоже был о себе высокого мнения. Он только в последний момент сделал символический шажок навстречу старшему по званию и лишь нехотя поднял руку, отдавая честь. Странно, до этого я был лучшего мнения о соблюдении субординации в вермахте. Или, может быть, эти «цепные псы» всегда так себя ведут, пользуясь своей безнаказанностью.
Разговор мне было слышно хорошо, хотя я понимал только с пятого на десятое, но по отдельным словам примерно мог догадываться, о чем идет речь.
– И куда же это мы такие смелые направляемся, одни и без охраны? – ехидным тоном начал допрос унтер.
– На станцию Дно.
– А зачем?
– Сейчас прямо так и скажу. Мы каждому встречному унтеру секретные тайны разбалтывать не собираемся.
– Да, а вы в курсе, что здесь в лесах, – взмах рукой, – бандитов полно?
– Плевать, у нас куча автоматов и два пулемета.
Странно, что немцы нас пугают, а сами спокойно стоят тут посреди леса. Наверняка где-то здесь затаился целый отряд солдат. Как бы в подтверждение моих мыслей унтер показал на свою тонкую шинель, потом на утепленную леоновскую, в которой слабенькие морозы были не страшны, и одобрительно закивал:
– Холодно… долго сидеть… засада, – удалось мне разобрать из его бормотания.
«Что это еще за панибратство такое, – мелькнула несвоевременная мысль, – надо его начальству пожаловаться на неуставные отношения». Впрочем, Алексей, вставший так, чтобы мы видели его лицо, пока совершенно спокоен. Но где же эта проклятая засада может прятаться, где она? С моего места мне ничего подозрительного не видно. Повернувшись к бойцам, я вопросительно взглянул на них. Опасаясь говорить вслух, они только отрицательно помотали головой.
Развернув документы, на которые он до сих пор еще не смотрел, унтер сочувственно покачал головой:
– Опаздываете, до вечера можете не успеть. У вас в предписании написано, что должны явиться сегодня.
– У нас тут война, знаете ли, – завозмущался в ответ Леонов. – Не успели одних русских окружить, как тут же другие полезли. Все дороги перекрыли, негодяи.
– Значит, ваше начальство сегодня вас не ждет, – с полувопросительной интонацией произнес унтер, возвращая документы. – Это очень хорошо.
Вернув Леонову документы и оставив его недоумевать, что же тут хорошего, фельджандарм не спеша подошел к «ганомагу», обошел вокруг и заглянул внутрь десантного отделения через любезно распахнутые бойцами дверцы. Увиденное ему явно понравилось, и он что-то весело спросил. Из его тирады я уловил только «офицеры». Не знаю, понял ли Авдеев смысл вопроса, но в ответ раздалось его бодрое:
– Яволь, унд комиссарен.
Видимо, унтер заметил на снайперской винтовке Авдеева, сидящего с краю, многочисленные зарубки и поинтересовался, кого это он столько настрелял. Ну что же, с офицерами немец угадал совершенно точно, как раз их мой ординарец и отстреливал. А вот насчет комиссаров он приврал, правильнее было бы сказать фюрюнгсофицире, кажется, именно так немцы называли своих политработников.
Также не торопясь, жандарм продолжил обход и, поравнявшись с кабиной, посмотрел в открытую смотровую щель. Встретившись со мной глазами, он медленно растянул губы в хищном оскале, и я вздрогнул. Конечно, не от вида его толстых щек, растянутых в гаденькой улыбке. Зрелище это хотя и весьма неприятное, но само по себе могло вызвать только брезгливость, а не испуг. Вздрогнул я оттого, что побывав на фронте, прекрасно знал значение такой ухмылки. Так улыбаются, когда собираются кого-нибудь убить.
– Эй, Билли, оторви свою задницу и прыгай в машину.
Высокий рыжий солдат, который умудрился задремать, сидя на перилах моста, вздрогнул и огляделся.
– Тим, ну нельзя же так неожиданно будить, – возмутился он. – Я же мог в воду свалиться.
– Нечего на посту спать, – отрезал капрал Вэнс, привезший смену. Особыми церемониями при смене караула здесь себя не утруждали, обычно солдаты самостоятельно топали на свой пост и оставались там, сменив предыдущего часового. Но недавно было приказано расставить дополнительные посты вдали от базы, и капрал подвозил к ним солдат на «виллисе», в некотором роде исполняя функции разводящего.
Билли наклонил вперед лобовое стекло, плюхнулся на переднее сиденье, водрузил ноги на капот и с наслаждением откинулся назад. Как рядовой первого класса Билл Фармер имел некоторые привилегии перед остальными и не забывал ими пользоваться.
– Курево есть, а то я, кажется, всю пачку в ручей уронил? – спросил он сидевших сзади.
– Держи, соня, потом вернешь.
Затянувшись, Билл посмотрел на синее небо, на тропические пейзажи, и парой редко используемых слов, которые можно найти только в словаре нецензурной лексики, выразил свое отношение к жизни, которая так прекрасна: